Айтверн и Терхол привели в боевую готовность охранявшие цитадель полки королевской гвардии. Солдаты были готовы к отражению штурма, только маловато их оказалось… Впрочем, оборона не нападение, должно хватить. Терхол отправил своих людей со срочным приказом в казармы поднимать столичный гарнизон. Роты городской стражи должны были взяться за оружие и смять с тыла мятежников, когда – и если – те все-таки подойдут к замку.

Интересно, на что все же надеются Эрдер и его присные? Начинать сражение на тех позициях, что им достались, – полное безумие. Королевский замок не взять с наскока, да еще тогда, когда в Тимлейне хватает верных престолу войск. Все это выглядело настолько сумасбродным, что не могло не настораживать. Повелитель Севера прежде никогда не производил впечатления глупца и не мог начать заведомо провальную игру. Было тут нечто еще, но Раймонд никак не мог понять, что же именно.

Возможно, заговор шире, чем кажется? Они до сих пор не узнали, кто еще из дворян примкнул к нему. Но сейчас в замке собралось немало владетельных господ… Именно поэтому Айтверн и приказал перекрыть все выходы из крепости и запретить придворным расходиться. Среди них вполне могли найтись сторонники мятежа – а значит, не следовало давать им возможности поднять свои расквартированные в Тимлейне дружины. А еще Артур… К тому времени, как мост был поднят, а ворота – заперты, его в цитадели уже не нашлось, хотя посланные Раймондом слуги сбились с ног, ища молодого наследника.

Проклятье, трижды проклятье всем демонам мира… Куда подевался мальчишка? В какую глупость он вляпался на сей раз? Неужели и в самом деле полез вызволять сестру? Лорд Айтверн сжал зубы. Следовало поговорить с мальчишкой, попробовать вбить ему в голову хоть что-то, объяснить, в какое положение они все попали… но никак не выпадало свободной минутки! А теперь Артур сбежал, и виноват в этом только он, его отец. Проклятье! Неужели он погубил сегодня не только дочь, но и сына?

– Занятный портрет, – заметил Уилан, все еще изучавший старинное полотно – так пристально, будто никогда раньше его в жизни не видел. Айтверн мысленно поблагодарил капитана за то, что тот догадался о невеселых размышлениях своего господина и поспешил развлечь его беседой. Лучше уж разговаривать о живописи, нежели думать о том, что совершил.

– И в самом деле занятный, – согласился герцог. – Потому здесь и висит.

Кисть умершего много лет назад художника изобразила двух людей, остановившихся посреди круга стоячих камней, поросших мхом менгиров, что возносились к серому предзимнему небу. Один из мужчин был облачен в не по погоде легкие зеленые одежды, у него были правильные черты лица, настолько тонкие, что напоминали они застывшую воду или замерший туман, всего лишь на мгновение принявший зримую форму. Светлые волосы рассыпались по плечам, а пронзительные темно-синие глаза казались исполненными спрятанной от всего мира боли. Пальцы сжимали пряжку золотого пояса.

Второй мужчина, одетый в светло-серый костюм, замер в пяти шагах от первого, небрежно опершись на вогнанный в землю длинный меч с обсидиановым лезвием. Лицом и телосложением он удивительно напоминал человека в зеленом, совсем как отражение, увиденное в зеркале или в сверкающем круге щита. Только волосы, стянутые украшенным сапфирами серебряным обручем, были черными, глаза – удивительного жемчужного оттенка, а кожа – очень бледной, чуть ли не прозрачной, с просвечивающими венами. Взгляд у опиравшегося на меч мужчины был холодным, жестким и вместе с тем каким-то отстраненным, нездешним.

Казалось, что эти двое готовы вот-вот шагнуть навстречу друг другу, преодолеть разделяющее их расстояние – лишь непонятно зачем. Может, чтобы пожать друг другу руки, а может – чтобы начать поединок.

Раймонду многое было ведомо о людях, изображенных на старинном полотне. Было известно ему и то, что ни один из них человеком в действительности не был. Его кровь, его проклятая и благословенная древняя кровь позволяла иногда смотреть в прошлое своего рода… настолько далеко, что никто уже не помнил иных лет, и в хрониках о них не рассказывалось. Раймонд Айтверн, происходя от волшебников древности, обладал даром видеть образы из давно минувшего времени так, как простые смертные видят сны.

– Вообще-то это копия, – сообщил герцог, – оригинал хранится в Малерионе. Ты его видел, кстати, и не раз. По преданию, картину написал один из очевидцев запечатленной на ней встречи… вот этот, слева, – Раймонд указал на светловолосого. – Эйдан из Дома Драконьих Владык. Моего дома. Тот самый, что сражался в Войне Смутных Лет и отказался от бессмертия, связав свою судьбу с судьбой женщины из человеческого рода. Основавший династию на смертных землях и сам сделавшийся смертным. Мой легендарный предок. Первый герцог Айтверн.

– Тогда кто второй? – спросил Уилан. – Они похожи.

Интересно, с легким любопытством подумал Раймонд, неужели старому вояке в самом деле важно это знать, или он просто ищет повод для беседы? Скорее последнее.

– Второй… – Айтверн помолчал. – Все, кто помнил его имя, давно мертвы. Брат моего пращура. Шэграл Крадхейк, из Дома Метели. Черный дракон, совративший прочие волшебные народы. Владетельный фэйри, объявивший войну роду человеческому. Его прозвали Бледным Государем. Повелителем Бурь. – Уилан посмотрел на полотно внимательней, и на этот раз на его лице действительно отразился интерес.

– Старая страшная сказка, – продолжал герцог. – Бледным Государем обычно матери пугают нерадивых детей. Уверен, и тебя в свое время запугали. Говорят, у него огромный замок на северной крыше мира, среди вечных снегов, что тянутся на сотни лиг, замок, который охраняют восставшие мертвецы, с мечами, на чьих клинках застыл иней. Бледный Государь сидит там на троне, вырезанном из куска льда, пьет вино из ледяного кубка, и душа его давно смерзлась, а по жилам течет серебро. Он смотрит, как пирует и веселится его мертвый двор. Бледный Государь повелевает вьюгами, и метелями, и зимними ветрами. Король темноты, холода и смерти. Порой, когда ночи особенно длинны, Повелитель Бурь седлает коня, и с ним седлает коней вся его свита. Они скачут по небу, адамантовые копыта высекают искры из туч, и звезды гаснут, стоит плащу темного владыки коснуться их. Ну что, стало вам страшно?

Капитан Уилан отошел от портрета.

– Я не знал, что Владыка Бурь ваш родич.

– Это немногие знают, – бросил Айтверн. – Притом за тысячу лет любое родство обратится в дым. Я никогда не видел этого своего родственника, но не сомневаюсь, что он еще жив. Несущие в себе чистую кровь драконов живут долго. Даже тогда, когда не осталось ничего от их народа. Когда война закончилась, последние из фэйри ушли в полуночную тьму, там и пребывают поныне, в ожидании конца нашего мира. Мы, Драконьи Владыки, – одни из немногих, кто остался на землях людей. Мы и сами стали смертными, смешав нашу кровь с вашей. Других в Иберлене просто нет. Я слышал о полукровках, потомках сидов и других рас, живущих далеко за пределами нашего королевства. Но таких семей очень мало, и вряд ли кто-то из них владеет силами своих предков.

У Уилана хватило ума не спросить, откуда герцог знает обо всем, что поведал, и Раймонд был ему за то благодарен. О некоторых вещах он не собирался рассказывать даже друзьям, а Уилан был другом, пусть и повязанным жалованьем и клятвой верности. Надо будет объяснить все Артуру, когда придет время, – но не сейчас. У самого Раймонда видения о прошлом начались уже после двадцати. Первый раз – прямо во время боя. Он схлестнулся с вражеским бойцом – и вдруг увидел себя в незнакомом месте, с людьми, умершими задолго до его рождения. Раймонд с трудом вынырнул из видения в явь и все же успел свалить противника, но получил перед тем глубокую рану. Несколько дней спустя, когда вызванная ранением лихорадка закончилась, он пришел к отцу и рассказал о нагрянувшем посреди бодрствования сне. Лорд Гарольд, старый герцог, затворил двери опочивальни и глубоким, изъеденным прожитыми летами голосом поведал о странных силах, отпущенных их роду. Об их магии, магии, что позволяла видеть давно ушедшее, знать всеми забытое и ощущать порой знаки, спрятанные в земле и воде. Старая сила. Старая память. Люди верили, что чародеи перевелись на земле вместе с первым из Ретвальдов, – но на самом деле последними известными чародеями на землях Иберлена оставались мужчины из дома Айтвернов. Когда Артур вырастет, ему придется это узнать. Он и без того с детства грезил чарами.